/scd.centro.ru/rass.htm/
В Японии заканчивается важная историческая эра. Институты, создавшие экономическое чудо страны в прошлом поколении, привели сейчас Японию на грань экономической катастрофы. И изменения, необходимые для разрешения этого кризиса, окажут глубокое воздействие на национальную экономику, политические убеждения, внешнюю политику и образ жизни в семье.
Корни нынешней болезни уходят в прошлое, к периоду 1937-1945 годов, когда было создано большинство экономических структур, которые все еще преобладают в Японии. Эта "система 1940-х годов" была разработана в качестве рационального пути поставить японскую экономику на прочную основу в военное время и хорошо служила той цели. Она оказалась полезной и после войны; "система 1940-х годов" "прекрасно функционировала многие годы после капитуляции Японии, помогая восстановлению страны и приведя к годам впечатляющего экономического роста".
Однако те же самые характерные особенности, которые когда-то сделали так много хорошего для Японии сейчас привели страну на грань обвала. Поэтому вопрос ныне больше не в том, реформирует ли эта страна свою экономику и откажется ли наконец от фундамента, заложенного в военное время; у Токио больше нет выбора. Вопрос скорее в том, как Япония сумеет осуществить такое радикальное изменение, ибо "система 1940-х годов" глубоко укоренилась во всех сферах японского общества.
Мобилизация военного времени породила многие практические меры, которые ныне считаются специфически японскими, и внедрила их в "систему 1940-х годов". На самом деле переход с одного предприятия на другое был перед войной обычным для японских рабочих явлением, большая часть промышленного финансирования обеспечивалась за счет выпуска акций и облигаций и акционерам был гарантирован высокий уровень участия в управлении корпорациями. Частые банкротства пагубно сказывались на предпринимательской деятельности, включая банковскую, и правительство не вводило никакого планирования экономики или детально разработанных правил.
Неудивительно, что такая хаотичная система не отвечала чрезвычайным требованиям, предъявляемым войной. Решение состояло в создании новой, в высшей степени централизованной экономики, частично по образцу гитлеровской Германии или Советского Союза времен Сталина. Общие принципы, на которых основывались предпринимаемые правительством меры, не очень отличались от идей централизации экономики США в годы войны. Разница состояла лишь в том, что эти меры в Японии шли гораздо дальше и сохранились гораздо дольше - по сути, вплоть до настоящего времени. Вскоре же после окончания боевых действий Вашингтон убрал многое из своей экономической системы военного времени. Но Токио, напротив, усилил свою версию. Правивший послевоенной Японией генерал Дуглас Макартур сначала пытался устранить некоторые аспекты, системы 1940-х годов". Он особенно хотел ослабить дзайбацу - японские монополистические группы, контролируемые отдельными семействами. Но японское правительство жаловалось, что слабая экономика страны доказывает необходимость "контролируемого, организованного капитала", и Макартур позже согласился. Победы на выборах японских консерваторов, одерживаемые с 1948 года, вскоре вернули к власти создателей "системы 1940-х годов". Японское законодательство в постоккупационный период содействовало картелизации экономики.
Конечно, за 61 год, прошедший после ее создания, "система 1940-х годов" претерпела важные изменения. Например, возглавляемые отдельными семействами дзайбацу, доминирующее положение в которых занимали компании в обрабатывающей промышленности, были заменены кейрецу - монополистическими объединениями с преобладающим влиянием банков. Предприниматели и профсоюзы достигли соглашения: рабочие в ответ на ограниченное участие в прибылях согласились не нарушать нормального хода производства. Японская экономика постепенно становится все более ориентированной на рынок. Но ядро "системы 1940-х годов" сохранилось.
На протяжении многих лет это сохранение "системы 1940-х годов" в мирное время оказывалось выгодным. В эти годы Япония имела самые высокие темпы роста из когда-либо достигнутых многоотраслевой развитой экономикой. Все население, казалось, объединилось в общем успешном деле и было вознаграждено экономическими благами происходившего бума. Однако, эффективность и темпы роста японской экономики начали в 1975 году снижаться. И все же мистика японского "экономического чуда" длилась до 1990-х годов, поскольку избыточные капиталовложения и финансовый бум скрывали падение эффективности. Те немногие отрасли японской промышленности, которые открылись для международных инвестиций - особенно автомобильная и производство бытовой электроники, - стали необычайно эффективными и расширили свою долю на мировом рынке. В свою очередь, японские банки, аккумулируя огромные суммы сбережений по весьма низким процентным ставкам, были в состоянии побить фактически любого конкурента на любом рынке. Казалось, что Япония - властитель мира. Но, когда в 1990-х годах искусственно раздутый бум прервался, обнаружились потенциальные фатальные проблемы, вызванные катастрофическим расточительством капитала.
"Система 1940-х годов" дала крупным японским банкам и корпорациям больше денег, чем они могли эффективно использовать. В результате они стали тратить наличные деньги на рискованные займы и инвестиции у себя в стране и за границей. Система поощряла банки поддерживать компании-фавориты без тщательного изучения их кредитоспособности и оставаться верным им, когда эти компании становились неплатежеспособными. Выгодный кредит, предоставленный таким компаниям-фаворитам приводил к тому, что те, в свою очередь, инвестировали средств больше, чем могли использовать. Они покупали, в частности, престижные, но слишком дорогие объекты, вроде Рокфеллер-центра или всемирно знаменитых полей для игры в гольф.
Экономика, стеснявшая своих потребителей и направлявшая столь много избыточных денег корпорациям, не обеспечивала достаточного внутреннего спроса для стимулирования роста. Ограничительные меры в отношении капитала мешали эффективно инвестировать избыточные деньги за границей. Поэтому экономика могла расти только, если Япония увеличивала активное сальдо по текущим счетам или если правительство продолжало тратить крупные суммы на стимулирование финансовой сферы. Токио делал и то и другое. Но к концу столетия оба источника роста достигли естественных пределов: другие государства больше не позволяли расти активному сальдо японской торговли, а многие обязательства правительства не получали соответствующего обеспечения.
Если бы в начале 1990-х годов, когда разразился кризис, Токио быстро провел санацию банков, заставив их закрыть поддерживаемые неэффективные фирмы, то ситуация могла ухудшиться, но не столь серьезно, и условия оставались бы сносными. Основа экономической "системы 1940-х годов" могла бы сохраняться еще десятилетия. Но японские политики сочли невозможным заставить банки предпринять необходимые жесткие меры, и поэтому проблемы обострились. В результате одна из самых сильных экономик в мире стала в течение одного десятилетия одной из самых непрочных.
Япония подходит к пределам своих финансовых возможностей. Долг правительства уже превышает 130% ВВП. Если прибавить другие обязательства - текущий долг по пенсиям, другие долги государственного сектора и такие непредвиденные обязательства, как правительственные гарантии переживающим трудности компаниям среднего размера, то объем совокупного долга превысит 300% ВВП. По некоторым оценкам он даже превысит 400% ВВП. Такой долг сейчас терпим лишь потому, что процентные ставки в Японии колеблются вблизи нулевой отметки. Но к середине десятилетия, если нынешняя политика Токио будет продолжена, процентные ставки начнут расти, поскольку они будут включать в себя значительные премии за риск. Тогда экономика Японии просто потерпит обвал, возможно, потянув за собой экономику многих стран Азии и мира.
Но и до того, как это случится, Япония столкнется с возможностью еще одного банковского кризиса. По некоторым сообщениям, банковская система страны накопила недействующих кредитов на 2 трлн. долларов и 15 крупнейших банков, считают здесь, теряют в год более 30 млрд. долларов.
Многие западные экономисты предлагали стандартные кейнсианские и монетаристские решения проблем. Проводя аналогию с Великой депрессией, они утверждали, что более "дешевые" деньги и большие финансовые расходы разрешат кризис. Но в японском контексте эти решения только обостряют лежащие в основе кризиса проблемы.
Нынешний премьер-министр Японии Коидзуми предложил собственные меры по разрешению кризиса. Он предпочитает заставить банки избавиться от многих своих недействующих кредитов, даже если это приведет к банкротствам, значительной безработице и продолжительному спаду. Премьер-министр пообещал также ограничить бюджетный дефицит 30 трлн. иен. Более того, он обещал начать обрубать некоторые корни "системы 1940-х годов". Одним из таких корней является Почтовый банк сбережений, активы которого сейчас превышают активы всей банковской системы США. Этот банк аккумулирует денежные средства отдельных граждан по низким процентным ставкам и затем предоставляет кредиты на одобренных правительством условиях. Коидзуми предложил приватизировать данный банк и кредиты по закладным, а также сократить выплаты избалованной в Японии строительной промышленности. Хотя такие предложения представляют собой шаг в правильном направлении, они недостаточны для разрешения кризиса. Поэтому необходимы дальнейшие и срочные реформы. Хотя Коидзуми, наконец, начал изменять некоторые аспекты существовавшей системы, до сих пор осуществлено удивительно мало реформ. Япония находится в стадии стагнации уже на протяжении десятилетия, тогда как другие азиатские страны с такими же структурными проблемами - особенно Южная Корея и Китай - отреагировали на них гораздо эффективнее. Китай, например, заметил надвигавшиеся проблемы к 1994 году и начал энергично решать их, прежде чем долговая проблема стала особенно острой. Южная Корея столкнулась с аналогичными трудностями в конце 1997 года и полностью перестроила банковскую систему за прошедшие с того времени годы, закрыв большое число банков, уволив 38 тыс. банковских служащих и свернув деятельность 14 из 30 крупнейших своих конгломератов - "чэболь". Хотя экономические проблемы Японии были очевидны гораздо раньше, чем в Южной Корее, Токио сделал в отношении их сравнительно мало.
Одна из причин этого бездействия состоит в том, что финансовые обязательства Японии выражены в местной валюте. Следовательно, страна избежала кризиса обменного курса и в отличие от Южной Кореи не была вынуждена держать отчет перед Международным валютным фондом. Другое объяснение связано с тем, что Япония остается сравнительно богатой и спокойной страной. Японцы еще достаточно богаты, и быстрый рост правительственного долга не сказался серьезно на их повседневной жизни. Рядовой японец, кажется, не знает об обостряющихся проблемах и равнодушен к ним. Такое равнодушие, однако, не настоящее - свидетельством тому резкое падение доверия со стороны потребителей. У японцев может быть еще есть деньги, но они уже не тратят их так, как прежде. Эта тенденция - полная противоположность тому, что происходит в Китае, где доверие потребителей и розничная продажа возрастали, несмотря на то, что с января 1997 года было уволено 47 млн. человек. И с каждым кварталом это различие между двумя странами увеличивается: богатый японский потребитель тратит чуть меньше, а бедный китайский покупатель - чуть больше; в Японии наблюдается спад, а в Китае - рост.
На первый взгляд, японцы, кажется, смирились со своей судьбой. Активность избирателей, к примеру, стала низкой. Этот феномен, однако, отражает структурные пороки в политической системе Японии, а не апатию с точки зрения культуры. В 1950-60-х годах избирательные кампании в Японии порой сопровождались крупными демонстрациями и часто существовала полная неопределенность, усилят ли свое влияние социалисты или коммунисты. В последние два десятилетия оппозиционные партии не смогли выдвинуть ясной альтернативы бесцветным кандидатам от правящей Либерально-демократической партии (ЛДП) и фактически власть оказалась в руках старейшин ЛДП, не занимавших никаких выборных постов. Эти лидеры фракций, а не сообщество, избирают премьер-министра и именно этих сегунов (феодальных правителей).
Удушливая политическая система ЛДП - это аналог экономической "системы 1940-х годов". Даже слово "партия" применительно к ЛДП звучит обманчиво. Правящая партия в Японии больше походит на всеохватывающий режим. В противоположность Демократической и Республиканской партиям в США ЛДП гораздо прочнее связана с группами, действующими в интересах определенных кругов, которые поддерживают ее, и это обеспечивает ей долю акций в связанных с ними компаниях и отраслях промышленности. Эти же группы предоставляют лидерам партии значительные денежные средства, использование которых слабо контролируется. Такая система - японцы называют ее "структурной коррупцией" - позволяет ЛДП оказывать решающее влияние в финансовом плане на политическую жизнь Японии. Связь ЛДП с японской бюрократией также гораздо более тесная, чем на Западе. Бюрократы контролируют примерно половину внебюджетных доходов правительства, не подлежащих обычной отчетности перед парламентом. Поэтому они могут расточать триллионы иен на никудышные институты и разорительные проекты, которые обеспечивают клиентуру ЛДП. В противоположность Японии в Южной Корее и Китае политические лидеры за истекшее десятилетие дистанцировались от групп, выражающих интересы определенных кругов в достаточной степени, чтобы суметь решительно их реформировать.
Хотя система ЛДП существовала удивительно долго, она наконец начинает разрушаться. Поскольку финансовый кризис в стране обостряется, японское правительство уже больше не может позволить себе особые сделки, выплаты и различные формы покровительства крестьянам, строительным фирмам, компаниям, действующим в сфере недвижимости, банкам, розничным торговцам и другим отраслям экономики, чтобы купить их поддержку. К тому же после десятилетий явной апатии японские избиратели наконец становятся своенравными. С 1990 года в стране поменялось девять премьер-министров. Примерно половина всех избирателей ныне называет себя независимыми. Результаты выборов в верхнюю палату японского парламента в июле 2001 года оставляли сомнения. Коидзуми удалось выиграть их для ЛДП с помощью обещаний реформ. Как премьер-министр будет действовать в этой беспокойной политической обстановке, остается неопределенным, несмотря на его популярность на первых порах. Если он реформирует экономику, что и должен сделать, то рискует разрушить политическую структуру поддержки ЛДП или столкнуться с бунтом в самой партии. Но если покорится консерваторам в своей партии и ничего не будет делать, то общество отвергнет и его самого, и ЛДП. В любом случае, режим ЛДП, кажется, обречен, как и "система 1940-х годов".
Несмотря на строгие ограничения в военной сфере, налагаемые послевоенной конституцией страны, Японии удалось на протяжении жизни последнего поколения превратиться в крупную силу. Ключом к этому была экономическая дипломатия Токио - внешнеполитический двойник послевоенной" системы 1940-х годов". Хотя запрет на создание вооруженных сил, наложенный на Японию 9-й статьей конституции, "крестным отцом" которой считаются США, когда-то, возможно, был символом позорного поражения страны, позднее он стал уважаемым знаком уникальной роли Японии в мировой политике. В 1980-х годах Япония сумела использовать в качестве своеобразного рычага свою экономическую мощь, становясь мировой державой и превосходящей силой в Азии. По мере роста этой мощи японские мыслители открыто стали похваляться, что XXI столетие будет азиатским, что иена станет азиатской валютой и что японские компании будут управлять экономикой всего региона. К концу 1980-х годов Япония полностью сменила свой смиренный послевоенный образ на все более повелительную позицию в отношении остального мира.
Японское превосходство в Азии зиждется на нескольких столпах. Первым был престиж страны. В послевоенные годы японская экономика росла быстрее любой другой современной экономики. Япония также стала оказывать все большее прямое финансовое давление на своих соседей. Ее банки управляли финансовыми потоками на большей части Азии благодаря огромному капиталу и легкому доступу к дешевым наличным деньгам, что позволяло им подавлять своих американских и европейских коллег. Японская фондовая биржа была крупнейшей и добивалась наибольших успехов в мире. Иена казалась надежной валютой для инвестирования.
Азия все больше становилась "задним двором" японской промышленности. Япония фактически стала настолько доминировать в определенных отраслях, что начала диктовать некоторые внутриполитические шаги своим соседям. Действовавшие в Юго-Восточной Азии японские компании также усиливали влияние Японии, а японские программы помощи тесно увязывали внешнюю политику Токио с интересами японских корпораций.
Однако, когда "система 1940-х годов" в последнее время рухнула, вместе с ней упали международный престиж и влияние Японии. Сейчас мир восхищается американской, а не японской стратегией управления. В Азии Китай ныне известен как страна, которая сама решает возникающие проблемы, и эта репутация серьезно подорвала стремление Японии быть лидером в регионе. Японские банки вынуждены были сократить даже свои хорошо оплачиваемые займы другим азиатским странам, чтобы обеспечить покрытие неоплаченных ссуд у себя в стране. В 1997-1998 годах японские банки сняли со счетов сотни миллиардов долларов из крупнейших финансовых центров Азии - Гонконга и Сингапура, причинив серьезный ущерб всему региону.
Присутствие Японии в Азии в промышленном отношении остается обширным; в действительности оно даже продолжает расширяться. Но японские заграничные инвестиции уже больше не несут с собой преобладающих позиций в промышленности или политических выгод, как это было когда-то. С одной стороны, налицо большая конкуренция: американские и европейские фирмы расширили свое присутствие в Азии, а Гонконг и Тайвань стали крупными региональными инвесторами. К тому же большая часть японских инвестиций идет сейчас в Китай, который настолько велик, что может поглотить громадные суммы иностранных денег, не уступая контроля в политической или промышленной сфере. Взаимосвязь японских корпораций, бывшая активом, стала пассивом.
В таком случае все три столпа японского экономического доминирования рухнули и экономическая дипломатия Токио потерпела провал, поскольку зиждется на экономической стратегии, разработанной для войны. Япония уже не может больше играть доминирующей роли, как играла когда-то. Хотя, возможно, это и раздражает японских лидеров, но Китай становится все более мощным в регионе не благодаря своему военному потенциалу (так как у Китая он невелик), а в силу своего превосходящего управления экономикой. Ни одно из этих изменений, однако, не убавило амбиций у многих японских ученых и политиков, которые все еще жаждут такой геополитической роли для своей страны, которая соответствовала бы ее статусу второй крупнейшей страны в мире экономики. Такое стремление выражается по-разному. Многие серьезные реформаторы экономики, например, защищают сейчас более националистическую внешнюю политику. Даже такие умеренные реформаторы, как Коидзуми, выступают в защиту более активного международного самоутверждения Японии, ратуя за пересмотр 9-й статьи конституции страны, за более активную военную роль, умеренное укрепление автономии от Соединенных Штатов и за регулярные посещения храма Ясукуни, где покоится прах многих японских военачальников (включая некоторых военных преступников). Другие, более радикальные, реформаторы ставят под сомнение размещение американских баз на Окинаве, открыто осуждают подчинение Вашингтону японской внешней политики, выражают резкий антагонизм в отношении Китая и Южной Кореи и, чтобы ослабить региональных конкурентов, полны решимости сохранить раздел Кореи и содействовать независимости Тайваня.
Послевоенная Япония полагалась на такие институты, которые хорошо действовали и для ведения войны и для послевоенного восстановления страны, но ее экономические и политические структуры оказались слишком негибкими для успеха в постиндустриальную и глобальную эру. К счастью, изменения уже начались, хотя нет никакой гарантии, что предпринятые Коидзуми умеренные реформы будут успешными. К тому же даже в области экономики предложения Коидзуми оказались слишком скромными. Например, он потребовал, чтобы японские банки решили проблему своих непогашенных ссуд в размере 11,7 трлн. иен, но большинство аналитиков считает, что реальная цифра таких ссуд гораздо больше - от 150 трлн. иен (1,25 трлн. долларов) до 240 трлн. иен (2 трлн. долларов). Но даже эти скромные предложения премьер-министра встретили противодействие со стороны его коллег из ЛДП.
Между тем, каким бы политически опасным для Коидзуми ни могло быть его стремление к большим изменениям, промедление было бы еще худшим. Если Токио промешкает еще несколько лет, то Япония вполне может оказаться в глубоком кризисе, подобном тому, который разразился в Германии после Веймара. И если японская экономика потерпит обвал под бременем своего долга, то на соседние страны и даже на крупные американские и европейские фирмы может обрушиться поднявшийся вследствие этого ураган дефолтов, инфляции и краха валюты. Учитывая, что столь многие японские активы сейчас размещены в Соединенных Штатах, удар там мог бы быть особенно серьезным. Да и в самой Японии такой кризис мог бы привести к власти таких демагогов, как ксенофоб Исихара, которые могли бы привести к неприятным конфликтам с обеими Кореями, Соединенными Штатами или Китаем. Весь мир поэтому делает ставку на здоровье японской экономики и, следовательно, на ее реформирование.
К счастью, хотя предпринятые Коидзуми меры до сих пор были недостаточными для предотвращения кризиса, у Японии все еще есть крупные преимущества. Это - весьма образованное общество при достаточной демократии, когда обеспокоенная общественность еще может оказать давление на правительство, заставив его пойти на серьезную реформу. Если она сделает это, то перспективы Японии могли бы снова улучшиться; у страны есть все необходимое, чтобы побить своих конкурентов, за исключением чувства срочности, которое позволило Южной Корее и Китаю угрожать в последние годы доминирующему положению Японии.
Действительно, если миллионам японцев, занятых сейчас непродуктивным трудом, будут предоставлены лучшие возможности, то в Японии могло бы наступить своего рода возрождение, которое ныне происходит в Китае и Южной Корее. Если в Японии роль женщин изменится столь же быстро, как в Китае и Южной Корее, тогда приток высокообразованных женщин в производственные отрасли мог бы еще больше усилить этот бум. Проблемы Японии существенно менее значительны, чем проблемы Китая и Южной Кореи. Реальная же проблема состоит в том, чтобы заставить японских политиков серьезно заняться ими.
//Леонид Ардалионов.//